Тем не менее приснилось что-то.
...Но опять колесный перестук.
После неожиданного взлета
я на землю опускаюсь вдруг.
Не на землю,— на вторую полку
Мимо окон облако неслось.
Без конца,
без умолку,
без толку
длилось лопотание колес.
Но, обвыкнув в неумолчном гуде,
никуда как будто не спеша,
спали люди,
разно спали люди,
громко, успокоенно дыша.
Как и мне, соседям, верно, снились
сказки без начала и конца...
В шуме я не слышала, как бились
их живые, теплые сердца,
но они стучали мерно.
Верю
сердцу человеческому я.
...Толстыми подошвами скрипя,
проводник прошел и хлопнул дверью.
И светало.
Дым стоял у окон,
обагренный маревом зари,
точно распускающийся кокон
с розовою бабочкой внутри,
Есть в движенье сладость и тревога.
Станция, внезапный поворот —
Жизнь моя — железная дорога,
вечное стремление вперед.
Желтые вокзальные буфеты,
фикусы, которым не цвести,
черные, холодные котлеты,
на стене суровые запреты,
тихое, щемящее «прости».
Слишком много дальних расстояний,—
только бы хватило кратких дней!
Слишком много встреч и расставаний
на вокзалах юности моей.
Где-то на далекой остановке,
синие путевки пролистав,
составитель, сонный и неловкий,
собирает экстренный состав.
И опять глухие перегоны,
запах дыма горький и родной.
И опять зеленые вагоны
пробегают линией одной.
И опять мелькают осторожно
вдольбереговые огоньки
по теченью железнодорожной
в горизонт впадающей реки.
Дальних рельс мерцанье голубое...
Так лети, судьба моя, лети!
Вот они,
твои,
перед тобою,
железнодорожные пути.
Чтоб в колесном гомоне и гуде,
чтоб в пути до самого конца
вкруг меня всегда дышали люди,
разные, несхожие с лица.
Чтобы я забыла боль и горесть
разочарований и невзгод,
чтобы мне навек осталась скорость,
вечное стремление вперед!