Ego vox ejus!1
В слепые ночи новолунья,
Глухой тревогою полна,
Завороженная колдунья,
Стою у темного окна.
Стеклом удвоенные свечи
И предо мною, и за мной,
И облик комнаты иной
Грозит возможностями встречи.
В темно-зеленых зеркалах
Обледенелых ветхих окон
Не мой, а чей-то бледный локон
Чуть отражен, и смутный страх
Мне сердце алой нитью вяжет.
Что, если дальняя гроза
В стекле мне близкий лик покажет
И отразит ее глаза?
Что, если я сейчас увижу
Углы опущенные рта
И предо мною встанет та,
Кого так сладко ненавижу?
Но окон темная вода
В своей безгласности застыла,
И с той, что душу истомила,
Не повстречаюсь никогда.
<1909-1910>
Примечания:
В стихотворении повторен мотив двойничества. Волошин в «Истории Черубины» противопоставил это стихотворение, как написанное «Лилей» о Черубине, стихотворению «Двойник» (с. 485), как написанному Черубиной о «Лиле». На заключительном этапе действа мистификации,— когда история зашла слишком далеко и в нее было вовлечено множество людей, а Маковский даже стал получать письма от некоей «псевдо-Черубины»,— как пишет Волошин, «Лиля, которая всегда боялась призраков, была в ужасе. Ей все казалось, что она должна встретить живую Черубину, которая спросит у нее ответа».
1. Ego vox ejus!— Я — ее голос! (лат.) Обратно